— У тебя такой грустный голос, — говорит она, выдыхая.

— Я не грущу.

— О, дорогая, конечно же грустишь. Ты никогда не встречалась с братом. Этого достаточно, чтобы заставить кого-то грустить. Я знаю, как он был важен для тебя.

— Когда-то он был важен для меня, потому что в то время я была уродливым тринадцатилетним подростком с брекетами, вьющимися волосами и без друзей, и единственное, чего я хотела больше всего, это крутого старшего брата, потому что была убеждена, что это решит все мои проблемы.

— Я помню, как находила все те письма. — Она цокает языком, ее слова растворяются в тишине. — Ты написала ему сотни писем. Это было так мило.

— И что же с ними произошло?

— Я их отправила.

Я резко останавливаюсь, при этом мужчина, идущий позади меня, почти налетает на меня и, выругавшись, обходит.

— Ты отправила их... куда? — спрашиваю я.

— Брайсу.

— О, Боже. Когда?

— О, где-то пять или шесть лет назад. — Она хихикает.

— Зачем ты это сделала? — Клянусь, я люблю свою маму, но еще никогда я не встречала на этой планете человека, который бы совершал такие нелепые и необдуманные поступки.

— Это было после того, как его отец умер, — говорит она. — Я отправила ему письмо о тебе. Дала всю твою контактную информацию. Фото. Имя и дату рождения. Я написала ему, что у него есть сестра, и что он совершает огромную ошибку, не пуская тебя в свою жизнь. Я вложила туда твои письма, потому что чувствовала, что они отражали самый сложный период в твоей жизни, и хотела, чтобы он увидел, какое влияние оказывал на тебя.

Эти письма были написаны после того, как он впервые отверг меня. Некоторые были даже посвящены этому отказу. Но каждое письмо я всегда подписывалась так: «Я все равно люблю тебя. Твоя сестра, Айла».

Должно быть, так он узнал мое полное имя и дату рождения, но это все еще не объясняло того, почему он оставил мне все деньги за свою страховку.

Мой взгляд затуманивается, и впервые в жизни мне кажется, что он, возможно, и не ненавидел меня так сильно, как я полагала.

Печаль оседает во мне тяжелым грузом, и мне все труднее и сложнее тащиться назад в квартиру Брайса, зная все это.

Мне нужно на некоторое время уехать из города, хотя бы на несколько дней.

— Я сообщу тебе насчет рейса, хорошо, мам? — говорю я, и мой палец замирает над красной кнопкой на экране телефона, когда я отодвигаю его от уха. Мой голос надламывается, и я не хочу, чтобы она это слышала. Я не жду ее ответа, поэтому заканчиваю разговор, возвращаюсь в квартиру и заказываю билет на ближайший рейс.

Я улетаю во вторник.

Глава 18

Ретт

— Хорошо провела выходные? — Я звоню Айле лишь в понедельник утром. После всего, что произошло в пятницу вечером, я решил дать ей немного времени побыть одной. Черт, мне оно тоже было нужно.

— Да.

— Развлекалась?

Я честно стараюсь. Пытаюсь проявить интерес к ее жизни, как она и просила, однако этим утром с ней невозможно разговаривать — надо клещами вытягивать каждое слово.

— Не совсем, — вздыхает она. — Просто работала.

— Не хочешь мне ничего рассказать? Ты кажешься расстроенной.

— Я упаковываю вещи.

— Куда ты едешь?

— Домой.

— Домой?

— В Лос-Анжелес, — уточняет она.

Я сажусь на диван и откидываюсь назад.

— Думал, ты живешь в городе.

— Я просто приехала в гости, — говорит она.

Рад слышать.

— Надолго? — спрашиваю я.

— Не уверена. Мне нужно позаботиться кое о чем. Я могу остаться до конца года. Все зависит от того, когда я закончу.

Теперь я почти сожалею о намеренной дистанции между нами, которую установил с самого начала. Кто эта женщина? Чем она занимается? И почему, черт возьми, ни с того ни с сего стала такой отчужденной?

— Не хочешь позже приехать ко мне? — спрашиваю я.

— Я бы с удовольствием, но у меня встреча во второй половине дня, а утром я улетаю, — говорит она, и при этом слышно, как она застегивает замок на молнии.

— Тогда я приду к тебе.

— Нет, — отвечает она почти сразу. — В общем, мне нужно идти.

А теперь я заинтригован.

Глава 19

Айла

— Айла? — В понедельник днем ко мне из кабинета, протягивая правую руку, выходит темноволосый мужчина в костюме-тройке темно-серого цвета. Его запястье украшают золотые часы «Ролекс», а одеколон пахнет деньгами, но у него добрые глаза изумрудного цвета, которые он прищуривает, когда улыбается, поэтому я решаю не судить его по одежке. — Лиам Гринбриер. Приятно познакомиться. Заходите.

Пройдя по длинному коридору, украшенному картинами, мы заходим в кабинет через двойные двери цвета вишни, где он указывает на свой стол и предлагает мне присесть. На столе лежит бежевая папка, и когда он открывает ее, я вижу небольшую стопку документов.

— Примите мои соболезнования, — говорит Лиам, выражение его лица становится угрюмым, когда он просматривает документы. — Он был хорошим клиентом. Каждое Рождество дарил билеты на игры.

Любопытно. Значит, он был щедрым придурком.

— Не говорил много. Был немногословен, — говорит он. — Вы, наверное, уже это знаете. Что же, перейдем к делу. — Лиам протягивает несколько скрепленных документов. — Это ваша копия завещания вашего брата.

Я открываю первую страницу, все очень формально — печатный текст с двойным интервалом, полно юридических терминов. Это самое маленькое завещание, которое я когда-либо видела. Две, может, три страницы, включая перечень имущества на последней.

Я еще раз пробегаю по ним глазами, потому что у меня такое чувство, что на самом деле я не читала все это, а просто бездумно пялилась на документ, а затем замираю, когда нахожу свое имя и цифру рядом с ним.

Дрожащей рукой я прикрываю рот и смотрю на Лиама.

— Он оставил это... мне? — спрашиваю я.

Лиам кивает.

— Здесь много нулей, — шепчу я, глядя на цифру снова и снова. — Вы уверены?

— Сейчас речь идет только о ликвидных активах, — говорит он. — Читайте до конца, там может быть еще больше.

— Больше? — смеюсь я. Это похоже на шутку. Это не может быть правдой.

Лиам прищуривается, словно считая меня сумасшедшей. Кажется, он чувствует себя неловко из-за моего поведения, но я не виновата в том, что так реагирую. Не каждый день кто-то бросает двадцать два миллиона долларов тебе на колени и говорит, что их может быть еще больше.

— Пара моментов, — говорит он. — Как вы видите, рядом с вашим именем написано сорок процентов.

— Хорошо.

Он переворачивает страницу, и я замечаю несколько строк, которые, должно быть, до этого пропустила.

О, Боже.

— Брайс выделил двадцать процентов своего имущества нескольким людям. Своему арендодателю. Физиотерапевту. Уборщице. И еще кое-кому. Сорок процентов он завещал другому человеку, — говорит Лиам. Я уже знаю, куда он клонит. — Мой секретарь пыталась с ним связаться в течение нескольких недель. Она оставила сообщения его помощнице, сказав, что дело касается завещания Брайса Реннера и не терпит отлагательств, но он пока не ответил.

— Что? — Мое сердце колотится в груди. Догадываюсь, что последует дальше.

— Вы не знакомы с Реттом Карсоном?

Я теряю дар речи.

Не знаю, как ответить на его вопрос, не выставив себя каким-то бессердечным, эгоистичным чудовищем, хотя, может, это сигнал к тому, что я уже давно должна была прекратить все это.

— Если вы знакомы, то, может, сможете связаться с ним? — спрашивает Лиам. — Я знаю, что произошло. И думаю, он не захочет иметь ничего общего с Брайсом, но на законных основаниях он имеет право на двадцать два миллиона долларов. Если откажется, то деньги достанутся вам, как ближайшей родственнице покойного.

— Не знаю, такая ли это хорошая идея, — говорю я, — связываться мне с ним.